Когда в 36 лет Олесе открылось, что Бог есть, она чуть было не задохнулась от этого откровения, пыталась, но не могла вместить вдруг ставшую такой ясной и простой правду бытия. Вся серая житейская толкотня словно исчезла, стремительно утянулась в какую-то огромную бездонную трубу. От внутреннего ликования и в теле заструились животворные веселящие ручейки, захотелось взлететь над этим надоевшим ложем, где она вынужденно пролежала 2 года. Её лицо, последнее время напоминавшее маску, скованное жутким ожиданием надвигающейся расправы, просветлело, расслабилось, как и всё тело, и впервые за многие месяцы озарилось улыбкой.
