Прокуратура Ставрополья потребовала изъять из школьных библиотек книги Сергея Есенина, Ивана Бунина и Владимира Набокова за «эротику, мистику, ужасы и хулиганские стихи», сообщил старший помощник прокурора края по надзору за исполнением законов о несовершеннолетних и молодежи Курбангали Шарипов.
Как сообщалось ранее, при проверке литературы в школьных библиотеках прокуроры обнаружили «книги, не совместимые с задачами образовательного процесса», содержащие мистику, эротику и ужасы.
Приведенный ниже рассказ — фрагмент большой книги воспоминаний, написанной много лет назад моим папой для нас, его детей и внуков, об истории нашего рода. Повествование это сугубо семейное, т.с., «для внутреннего пользования», но есть в нем и то, что, надеюсь, будет интересно прочитать и вам. Папа родился в 1924 г. в г.Торжке, и первые девять лет своей жизни провел в этом чУдном патриархальном русском городке с более чем тысячелетней историей.
БАБУШКА
ПЯТНИЦКАЯ ЦЕРКОВЬ
Бабушка Елизавета Ивановна Мамонова (1868-1936) была главным моим наставником и на всю жизнь вложила в меня понятия о нравственности, честности, уважении к родителям, старшим по возрасту, скромности и другим качествам нормального человека. У неё было только начальное образование, но в ней всегда наблюдалась какая-то врождённая интеллигентность. Она была очень доброй, скромной, никогда не повышала голоса, но в семье пользовалась уважением и непререкаемым авторитетом. Её советы отличались мудростью и справедливостью.
Макушки трав белеют тихо,
Белеет поле вдалеке,
Рисует первые картины
Мороз на каждом бугорке.
Витает радость с грустью светлой,
Витает блажь ушедших дней,
Зима приходит незаметно –
Знакомой проседью полей.
Мечтает верба одиноко
В объятьях луга у реки,
И в небеса взлетают строки,
Как будто к солнцу мотыльки.
ноябрь 2013 г.
Колыбелькою я уста сложу
и молитовкой Бога ублажу,
и тебя, дитя, в колыбельке той
от любой беды заслоню собой.
Девочка моя, милое дитя,
Бог всегда с тобой,
Ангел возле тя.
Таится звук в безмолвной лире,
Как искра в темных облаках;
И песнь, незнаемую в мире,
Я вылью в огненных словах.
В темнице есть певец народный.
Но — не поет для суеты:
Срывает он душой свободной
Небес бессмертные цветы;
Но, похвалой не обольщенный,
Не ищет раннего венца. —
Почтите сон его священный,
Как пред борьбою сон борца.
ПСКОВ. Обвиняемый в убийстве псковского священника Павла Адельгейма Сергей Пчелинцев признан невменяемым, сообщает в среду пресс-служба регионального управления СКР.
Получено заключение комиссионной комплексной стационарной психолого-психиатрической судебной экспертизы, проведенной по поручению следователя специалистами Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии им. В.П.Сербского в Москве.
«Комиссией экспертов обвиняемый признан страдающим психическим расстройством, исключающим вменяемость. Учитывая, что мужчина представляет повышенную социальную опасность, к нему продолжают применяться меры по изоляции от общества, принятые следователем с момента задержания», — отмечается в сообщении ведомства.
Про графа Толстого я слыхал еще в раннем детстве. Он жил за Крымским мостом, в Хамовниках, и его дворник и еще какой-то «человек» ходили мыться в Крымские бани.
Говорили у нас, что он страшный богач и большой чудак, всё чудит… а пожалуй, что и скупец: дворник и «человек» ходили в «дворянские» бани, за гривенник, а граф Толстой, — от таких-то капиталов! — всегда в «простые», за пятачок. Возьмет веничек за монетку и парится-мается, и всё сам, без парильщика, потереть даже спину не покличет. Видать его не видали, а, говорят, бывает… рано придет, никто и не уследит, что, мол, граф Толстой, а так, мужичок и мужичок, в полушубке и в валенках. И еще говорили, — не то, будто, во святые собирается, не то в голове у него что-то… чу-дит! Сам за водой на бассейну ходит, а «человек» ему кушать подает, в перчатках!..
Листья падают, листья падают.
Стонет ветер,
Протяжен и глух.
Кто же сердце порадует?
Кто его успокоит, мой друг?
С отягченными веками
Я смотрю и смотрю на луну.
Вот опять петухи кукарекнули
В обосененную тишину.
Предрассветное. Синее. Раннее.
И летающих звезд благодать.
Загадать бы какое желание,
Да не знаю, чего пожелать.
«Зажилась я на этом свете. Шутка ли — девятый десяток дотаптываю!» — каламбурила Мария Афанасьевна Липова. Последние два года «топтаться» делалось труднее и труднее. В основном — по квартире. Из самых дальних маршрутов — магазин, да ещё стала наведываться в церковь Иоанна Предтечи, что недавно освятили на соседней улице. Храм крохотный, гроб при отпевании поставят перед амвоном, и всего-то метра два пространства от изголовья до входных дверей.
В церковь Мария Афанасьевна отправлялась не на службы, а к Надежде Петровне, старушке, что работала в свечной лавке. Относительно Марии Афанасьевны Надежда Петровна — молодка, всего-то семьдесят пятый год. Ну да это так, к слову. В будний день мало кто из горожан отвлекался от повседневных забот и заглядывал в храм Божий, старушки наговорятся вдоволь, навздыхаются, а где и набежавшую слезу утрут.
***
Тот, кто громче других похвалу воспевал,
Тот, кто больше вина в твой бокал наливал,
Раньше прочих изменит свой облик овечий,
И увидишь, что рядом с тобою — шакал.
***
Если струны души натянула гордыня,
Если сердце беспечное в похоти стынет,
Знай, что лопнет душа от натуги бесплодной
Смерть придёт и последние крохи отнимет.
***
Свет непросто в сосуде своём удержать,
Чрево сытое в неге не станет алкать.
Грязь въедается прочно в нечистое сердце:
Сквозь стекло потемневшее свет не видать.
Бог свидетель, об этих двух дамах можно много чего порассказать. Девчонками, когда они еще бегали в желтых платьицах, им достаточно было стать друг против друга — и можно было прихорашиваться без зеркала. Если верно, что жизнь — это швейцарские часы, то этих девочек можно было уподобить прелестным птичкам, которые выскакивали одновременно, секунда в секунду, каждая из своей дверцы. Обе моргали, даже если великий волшебник, притаившийся за кулисами, дергал только за одну веревочку. Они носили туфельки одинакового фасона, наклоняли головы всегда в одну и ту же сторону и одинаково размахивали при ходьбе руками, словно белыми ленточками. Две молочные бутылки из ледника, две новенькие монетки с портретом Линкольна — и те не могли бы больше походить друг на друга. Когда они входили в школьный танцевальный зал, все ахали и замирали, как будто из помещения вдруг выкачали воздух. — Двойняшки, — говорили все в один голос.
19 ноября 2012 года скончался знаменитый писатель-фантаст Борис Натанович Стругацкий. Без преувеличения можно сказать, что это был человек, чье творчество определило целую эпоху.
В
Произведения братьев Стругацких читали и ценили все. «Трудно быть Богом», «Пикник на обочине», «Град обреченный», «Жук в муравейнике» — все эти книги были попыткой ответить на главные вопросы человеческой жизни. Причем ответить честно. Быть может потому именно книги братьев Стругацких заставили задуматься о смысле существования на Земле многих их современников.
Когда в друзьях осталась
только Муза,
и бой закончен с миром
и собой,
под тяжестью
её святого груза
не думай обрести
покой.
Её тончайший голос,
как фанфары
прогонит сон,
призвав чужую скорбь,
и ты увидишь горе
и пожары,
не понимая жив ты
или мёртв.
Сгорбь спину и рыдай,
а после — пой:
про ад и рай,
и палачу, и жертве...
Неси надежды песню,
как святой,
как будто павший мир
совсем не мертвен.
В «новое благородство» Данте входят глубоко усвоенные основные классические добродетели. Четыре кардинальных (Благоразумие, Справедливость, Целомудрие, Мужество) — и много еще других. (О «теологических» добродетелях — Вере, Надежде, Любви — речь не заходит). Вторая составная часть этого нового благородства — это знания и развитие ума. Невежа благородным у Данте быть не может. Имеется в виду труд размышления, труд обучения, привычка жить умственным трудом. Именно в этом, может быть, самая большая разница со старым понятием аристократизма. Потому что как бы ни был благороден рыцарь во всех своих поступках, но ему абсолютно не вменялось быть ученым и мыслящим. Умственным трудом он не занимался. Его главным достоинством была верность. Можно вспомнить истории про рыцарей, которые давали, допустим, какой-то обет — например, никогда не отказывать даме в любой просьбе — и во всех обстоятельствах хранившие ему верность, даже если этим пользовались его враги и это стоило ему жизни. Если рыцарь видел, что исполнение обета обрекает его на верную гибель, он, как рыцарь, не мог от него отказаться. Это рыцарская добродетель. Но чтобы рыцарь при этом изучал Фому Аквинского и вообще задавал себе вопросы о смысле жизни, — этого понятие старого аристократизма не предполагало. У наследственной аристократии были другие достоинства: вовсе не ум, не начитанность, не привычка рассуждать. Для Данте же это абсолютно необходимая вещь, — состояние интеллектуального напряжения...
Ukraine forever
Из цикла «Апокалипсис –XXI»
Предэпиграф:
За годы украинской «нэзалэжности» из страны эмигрировало
и выехало на заработки более 6 миллионов человек.
Это около 12% трудоспособного, продуктивного и
интеллектуального населения Украины.
Такого массового исхода, не вызванного войной или катастрофой,
не знает ни одно современное государство.
…
За последние пять лет от рук украинской милиции
физически пострадало (были избиты)
около 1 миллиона человек. Все они преступники?
Но даже если и преступники???
…
Подобную «статистику» можно продолжать и продолжать…
Эпиграф:
«...славних прадідів великих правнуки погані»
Т.Г. Шевченко
Беда у бабушки произошла с уткой Крякой, и у Жучки — тоже беда.
Утка бросила своих утят, пробегала где-то целый день, а сейчас забилась в уголок стайки, раскрыла клюв и сидит. Бабушка хоть и жалеет утку, но ворчит:
— Сроду не держивала таких уток, которы своих дятёнков бросают… ты, поди, окаянная, по помойкам шастала, на берегу ядовитой дряни нахваталась… хорошо, утятки целы… поешь, вот, творожка, да молока попей…
Ах, как печаль ревнива к счастью,
Как колки мнимые мечты,
И точно с глупостью на ты -
Близка к пустому сладострастью.
Ах, как раздольны мира речи,
Так, будто жизнь – реки разлив,
Случайной страсти перелив
Звенит по памяти картечью.
Ты взойди на старенький мой порог,
Где скрипит по ночам половица,
Я – подруга сотен твоих дорог,
Но чужих не ждала, только лица
Дальних – проходили по сердцу вскользь,
Вдаль меня – и ни улыбки редкой!
Как ходят по сцене – душою врозь,
Мимо неузнанной их соседки.
Ставрогин взглянул на него наконец и был поражен. Это был не тот взгляд, не тот голос как всегда или как сейчас там в комнате; он видел почти другое лицо. Интонация голоса была не та: Верховенский молил, упрашивал. Это был еще неопомнившийся человек, у которого отнимают или уже отняли самую драгоценную вещь.
— Да что с вами? — вскричал Ставрогин. Тот не ответил, но бежал за ним и глядел на него прежним умоляющим, но в то же время и непреклонным взглядом.
— Помиримтесь! — прошептал он еще раз. — Слушайте, у меня в сапоге, как у Федьки, нож припасен, но я с вами помирюсь.
Мы с Алёнкой идём из храма, держимся за мамины руки: мы — не маленькие, просто нам весело.
Я на исповеди сказал батюшке про свои грехи — не могу остановиться, дергаю Алёнку за косу, дерусь с мальчишками, а ещё стрелял из рогатки в птиц.
— А что делали птицы, когда ты в них из рогатки целился? — Спросил меня батюшка.
— Сидели на дереве и пели свои птичьи песни.
