Омилия

В тишине четыре недели...
Босиком по льду, меньше метра...
Богу ли нужна я, тебе ли?
Или никому, кроме ветра?

Ну же, ни пера и не пуха,
Может завтра снова оттаю,
Но, я уже не бабочка — муха,
Страшная, жужжащая, злая.

Над детьми устало воркую,
Подтыкаю им одеяла..
Разве ты влюбился в такую?
Я в дороге все растеряла.

Я опять загрущу — осень низко упала...
Я глаза опущу — осень вляпалась в грязь...
Пожиная плоды, истерично рыдая,
Осень режет и рвет с летом хрупкую связь.
От отдельных мазков до широкой палитры,
Не жалея румян от калин и рябин...
Как изменчив твой нрав. Налетевшие ветры
Смоют краски листвы и добавят морщин.
Но иссякнут дожди, растворяясь в туманах.
Недосказанность слов, неисполненность встречь...
Не грусти листопад о несбывшихся планах.
Кто умеет терять, тот умеет беречь.

В последнее время стала я замечать за собою странности. Вроде бы как за мною такого раньше и не водилось.

Пришла я в Храм наш Покровский на службу. Стою, молюсь, слушаю. А сама все глаза кошу на незнакомых женщин, что стоят слева. По всем признакам выходит, что эти женщины — духовные чада батюшки — отца Гавриила, что временно замещал нашего батюшку.

Женщин было трое. Двое такие скромные, степенные и одеты по-простому (наши, деревенские). А третья — с претензиями, одета изысканно (приезжая). И юбка ее так и кричит на весь храм. И хотя шли пасхальные дни, но ярко алая юбка в церкви выглядела неуместно.

Дай мне, кленовый лист, ладонь твою –
я «на судьбу» тебе поворожу,
что будет – ничего не утаю,
всю правду о грядущем расскажу.

Сейчас ты в золоте, но будет седина,
пожухнешь, к сроку покидая ветвь,
смиренно чашу выпьешь ты до дна,
а таковым какой держать ответ?

Власть над тобою – естества молόх,
а я свободна в выборе всегда!
Цена – ответ за каждый миг и вздох
перед лицом Господнего Суда.

Когда бывает Господь среди нас?

Шик-шик. Цок-цок-цок.

Что это?

Это лошадка полозья-санки везёт. В них восседает почтальон в фуражке, кутается в тулуп. А как же не кутаться? Ведь зима за нос так и щиплет.

Поедем с ним, коли не страшно мороза, узнаем, что он везёт.

Почты сегодня много. Справа в санях целый мешок лежит, да ещё в рукавицах — две стопки.

То птицу видел, то звезду,
То солнце яркое в зените...
Трёхлетний сын просил в бреду:
— Повыше, выше поднимите!

Отец брал на руки его,
Заботливо и осторожно,
Не понимая ничего,
Приподнимал, насколько можно.

— Повыше! Низко так кругом!—
Был мальчик Господом услышан.
И эпитафия о нём —
Всего два слова: «Поднят выше!»

— Короче, так... — уже будучи на взводе, Варвара начала выставлять свои очередные претензии Елене.

Та вздохнула полной грудью и приготовилась достойно выдержать удар.

— Мне нужен прозорливый священник. А то меня это всё не устраивает. Вечно тут у вас какие-то ляпсусы с благословениями. То не так поняли, то не так услышали. А мне нужно всё точно, как в аптеке, чтоб знать, что меня ждет.

— Отец Филарет тебя уже не устраивает? — у Елены слегка задрожал голос.

— Он не отвечает на прямо поставленный вопрос.

По-русски

Бабочка за стеклом

За окном — целый луг. Летом над ним порхают бабочки. Залетают они и в дом.
Но теперь — первый снег, а одна из бабочек так и осталась внутри.
Она бьётся в стекло.
Она жаждет свободы.
И не знает: ее поджидает смерть.
Ну а я налью в блюдце сладкой воды, в надежде, что моя бабочка выживет и хоть как-то протянет до самой весны.

На блокпосту перед Горловкой Донецкой области надпись: «Добро пожаловать в ад!». Наверное, это самое подходящее слово, хоть отчасти передающее ужас, переживаемый ныне жителями Новороссии. Разве кто из нас мог представить, что на Украине возможна такая бойня? Человеческое сознание отстаёт от событий — оно не может вообразить немыслимое. И хотя бандеровский беспредел знаком многим по фактам истории, происходящее сейчас видится иным — более масштабным и страшным. Поражает и непонятная, необъяснимая одержимость казалось бы нормальных людей, словно их опоили колдовским зельем, испортив саму человеческую натуру. Но зачем, с какой целью осуществлено такое переформатирование? Куда движется этот кошмарный эшелон войны и террора?

Помнится, Евгений Роуз (будущий иеромонах Серафим) после многолетних духовных изысков и поисков Истины вошёл в русский православный храм в Америке и, хотя не знал русского языка, понял, что нашёл то, что давно искал. Может и не вполне подходящее сравнение, но именно оно приходит в голову, хоть и со знаком минус: примерно то же самое ощутила я, впервые услышав про ИГИЛ (ныне просто ИГ — Исламское государство). Вот она — духовная суть майдана, тот же «почерк» и стиль! Родственность этих двух искусственно созданных проектов (made by USA) ощущается на уровне чувства, почти вкуса и запаха.

Вы замечали, что некоторые воспоминания детства очень долго сохраняются в нашей памяти, а другие напротив быстро словно бы «улетучиваются»? И обычно не только лишь светлые и теплые воспоминания хранятся внутри нас, но и отчётливо мы можем представить те моменты детского страха и непонимания связанные с чем то печальным, с какой то скорбью. Потому наверное так подробны впечатления людей в детстве переживших войну, голод, блокаду. И множество тех людей, которые читают эти воспоминания с некоторым недоверием и скепсисом просто не хотят согласиться с тем, что душа ребенка очень восприимчива и запоминает порой даже и самые мелкие детали.